Неточные совпадения
— В докладе моем «О соблазнах мнимого знания» я указал, что фантастические, невообразимые числа математиков — ирреальны, не способны дать физически ясного представления о вселенной, о нашей,
земной,
природе, и о жизни плоти человечий, что математика есть метафизика двадцатого столетия и эта наука влечется к схоластике средневековья, когда диавол чувствовался физически и считали количество чертей на конце иглы.
Зверино-земное начало в человеке, не привыкшем к духовной работе над собой, к претворению низшей
природы в высшую, оказывается предоставленным на произвол судьбы.
Природа русского народа сознается, как аскетическая, отрекающаяся от
земных дел и
земных благ.
Ты знал, ты не мог не знать эту основную тайну
природы человеческой, но ты отверг единственное абсолютное знамя, которое предлагалось тебе, чтобы заставить всех преклониться пред тобою бесспорно, — знамя хлеба
земного, и отверг во имя свободы и хлеба небесного.
Положительно можно признать, господа присяжные, — воскликнул Ипполит Кириллович, — что поруганная
природа и преступное сердце — сами за себя мстители полнее всякого
земного правосудия!
Мало того: правосудие и
земная казнь даже облегчают казнь
природы, даже необходимы душе преступника в эти моменты как спасение ее от отчаяния, ибо я и представить себе не могу того ужаса и тех нравственных страданий Карамазова, когда он узнал, что она его любит, что для него отвергает своего „прежнего“ и „бесспорного“, что его, его, „Митю“, зовет с собою в обновленную жизнь, обещает ему счастье, и это когда же?
Но я люблю полунощные страны
Мне любо их могучую
природуБудить от сна и звать из недр
земныхРодящую, таинственную силу,
Несущую беспечным берендеям
Обилье жит неприхотливых.
Пусть их связывает восьмилетняя корпусная дружба (оба оставались на второй год, хотя и в разных классах), но Жданов весь какой-то
земной, деревянный, грубоватый, много ест, много пьет, терпеть не может описаний
природы, смеется над стихами, любит рассказывать похабные анекдоты.
Окромя того, что уже в творца небесного, нас из персти
земной создавшего, ни на грош не веруют-с, а говорят, что всё одна
природа устроила, даже до последнего будто бы зверя, они и не понимают, сверх того, что по нашей судьбе нам, чтобы без благодетельного вспомоществования, совершенно никак нельзя-с.
Чтобы заглушить мелочные чувства, он спешил думать о том, что и он сам, и Хоботов, и Михаил Аверьяныч должны рано или поздно погибнуть, не оставив в
природе даже отпечатка. Если вообразить, что через миллион лет мимо
земного шара пролетит в пространстве какой-нибудь дух, то он увидит только глину и голые утесы. Все — и культура, и нравственный закон — пропадет и даже лопухом не порастет. Что же значат стыд перед лавочником, ничтожный Хоботов, тяжелая дружба Михаила Аверьяныча? Все это вздор и пустяки.
Я бич рабов моих
земных,
Я царь познанья и свободы,
Я враг небес, я зло
природы,
И, видишь, — я у ног твоих!
Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь
земной шар, вся
природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа.
На луговой стороне Волги, там, где впадает в нее прозрачная река Свияга и где, как известно по истории Натальи, боярской дочери, жил и умер изгнанником невинным боярин Любославский, — там, в маленькой деревеньке родился прадед, дед, отец Леонов; там родился и сам Леон, в то время, когда
природа, подобно любезной кокетке, сидящей за туалетом, убиралась, наряжалась в лучшее свое весеннее платье; белилась, румянилась… весенними цветами; смотрелась с улыбкою в зеркало… вод прозрачных и завивала себе кудри… на вершинах древесных — то есть в мае месяце, и в самую ту минуту, как первый луч
земного света коснулся до его глазной перепонки, в ореховых кусточках запели вдруг соловей и малиновка, а в березовой роще закричали вдруг филин и кукушка: хорошее и худое предзнаменование! по которому осьми-десятилетняя повивальная бабка, принявшая Леона на руки, с веселою усмешкою и с печальным вздохом предсказала ему счастье и несчастье в жизни, вёдро и ненастье, богатство и нищету, друзей и неприятелей, успех в любви и рога при случае.
У них не было веры, зато было твердое знание, что, когда восполнится их
земная радость до пределов
природы земной, тогда наступит для них, и для живущих и для умерших, еще большее расширение соприкосновения с Целым вселенной.
Мне было уже известно кое-что из
природы духов, и в том, чему мне доводилось быть свидетелем, меня всегда поражала одна общая всем духам странность, что они, являясь из-за гроба, ведут себя гораздо легкомысленнее и, откровенно сказать, глупее, чем проявляли себя в
земной жизни.
Но знание их было глубже и высшее, чем у нашей науки; ибо наука наша ищет объяснить, что такое жизнь, сама стремится сознать ее, чтоб научить других жить; они же и без науки знали, как им жить…» «У них не, было веры, зато было твердое знание, что, когда восполнится их
земная радость до пределов
природы земной, тогда наступит для них, и для живущих и для умерших, еще большее расширение соприкосновения с целым вселенной» (Достоевский Ф. М. Поли. собр. соч. Л., 1983.
Она соответствует поэтому определенному моменту в самораскрытии Божества, именно стоит посредине между Божеством, определившимся в своем триединстве, in ternario sancto, и миром, несотворенным и сотворенным,
природой небесной и
земной.
Напротив, разумная и словесная
природа души, будучи сотворена вместе с
земным духом, получила от Бога оживляющий (ξωοποιόν) дух, которым сохраняет и оживляет соединенное с ним тело» (с. 1147).
У них не было храмов, но у них было какое-то насущное, живое и беспрерывное единение с целым вселенной; у них не было веры, зато было твердое знание, что когда восполнится их
земная радость до пределов
природы земной, тогда наступит для них, и для живущих, и для умерших, еще большее расширение соприкосновения с целым вселенной…
По-видимому, Мой Вандергуд был довольно-таки равнодушен к
природе, а Я еще не вошел во вкус
земных ландшафтов: пустое поле показалось мне — просто пустым полем. Я вежливо окинул глазами пустырь и сказал...
Что наш язык
земной пред дивною
природой?
Подзаконное существование человека на твердой
земной почве не раскрывает тайн человеческой
природы.
Государство вечно забывает свое отрицательное происхождение и свою отрицательную
природу, претендует быть положительным царством мира сего,
земным градом.